VIVOS VOCO: Г.С. Голицын, "Портрет «неизвестного»" (К 300-летию Л.Эйлера)

Портрет “неизвестного”

К 300-летию Леонарда Эйлера

Академик Г.С. Голицын

Леонард Эйлер - великий ученый XVIII в. Если в предыдущем столетии таким был, несомненно, Исаак Ньютон, то следующее столетие бесспорно принадлежит Эйлеру (1707-1783). Он предложил и разработал основные разделы современной математики - вариационное исчисление, теорию функций комплексного переменного, аналитическую теорию чисел, теорию специальных функций, ему принадлежит бесчисленное количество работ по теоретической и небесной механике, по гидродинамике, теории упругости и т.д. и т.п. В “Застольных разговорах” А.С.Пушкина (он назвал их по-английски: Table talk) есть раздел про Эйлера.

При рождении Ивана Антоновича, будущего императора Иоанна VI, племянника Анны Иоанновны, правившей в 1730-1740 гг., двор заказал Эйлеру гороскоп на наследника престола. Эйлер не верил в астрологию, поэтому сначала отказался, но двор настаивал. Зная правила составления гороскопов, Эйлер сочинил его для Ивана Антоновича. Гороскоп получился такой ужасный, что Эйлер не решился им воспользоваться и предложил другой, вполне благополучный. Через год Елизавета Петровна свергла младенца-царя. Тот был заключен в Шлиссельбургскую крепость и в 1764 г. убит во исполнение секретного приказа Екатерины Второй (когда поручик Мирович пытался освободить Ивана Антоновича). Эйлер был гениальным “вычислителем”. После его смерти в 1783 г. кто-то сказал: “Эйлер умер и перестал вычислять”…

В марте 1972 г. заведующий кафедрой физики атмосферы Ленинградского гидрометеорологического института профессор Лайхтман Давид Львович пригласил меня прочесть за две недели курс из четырех лекций по динамике планетных атмосфер. Я был занят два раза по полдня в неделю, а остальное время проводил в музеях, в прогулках по городу, в гостях. Остановился я у своего приятеля Наиля Б., предоставившего мне комнату на ул.Рубинштейна вблизи Невского проспекта.

Как-то раз я зашел в комиссионный магазин на Невском недалеко от Московского вокзала. На первом этаже были всякие носильные вещи, а на втором - живопись и другие предметы искусства. Я увидел там большой темный портрет в массивной позолоченной раме. Лепнина рамы местами отвалилась, но в целом была в приличном состоянии. Подойдя поближе, я мгновенно понял, что на портрете изображен Леонард Эйлер. Портрет Эйлера продавался как портрет неизвестного лица, выполненный неизвестным художником. Полотно было кое-где порвано, и краска во многих местах осыпалась. Я понял, что если не куплю портрет, то буду сожалеть об этом до конца моих лет. Стоил он 93 руб. 50 коп. В тот момент у меня не было с собой таких денег (мой оклад доктора наук тогда составлял 400 руб. в месяц). Я занял у Наиля недостающее, и на следующее утро мы отправились в магазин к открытию. Расплатившись, я поинтересовался, почему такая некруглая цена. Продавщица сказала, что мне повезло. Портрет находился в магазине больше трех месяцев, и его недавно уценили на 15%. Таким образом, первоначальная цена портрета составляла 110 руб.

Портрет с рамой весил килограммов 15. Сзади у него была с палец толщиной веревка. Наиль повесил на плечо портрет, и мы пошли к нему домой. На следующий день я уезжал в Москву. Наиль меня провожал. Проводница не хотела пускать меня в вагон с громадной картиной - как я позже выяснил, 120ґ140 см. Я говорил, что положу ее на верхнюю багажную полку купе, но напрасно. Действительно, полка гораздо уже. Сдавать в багаж не оставалось времени. До отхода поезда было минут 10. Наиль заверил меня, что отправит, сказал мне стоять, где мы были, а сам пошел вдоль поезда. Через несколько минут вернулся и заявил, что портрет будет ехать в тамбуре другого вагона, что я должен встать в Бологом и проследить, чтобы портрет не мешал входу и выходу пассажиров и чтобы в Москве я сошел первым с поезда. Проводнице было уплачено пять рублей. Я в точности выполнил все требования.

В Москве на Ленинградском вокзале я понял, что один не смогу доставить портрет ни домой, ни на работу, так он был тяжел и неудобен для общественного транспорта. Я сдал его в камеру хранения. На вокзале из десятка камер лишь одна, самая дальняя, принимала такие габаритные вещи. Через пару дней я попросил институтский газик и привез картину на работу.

Портрет явно нуждался в реставрации. Я позвонил двоюродному брату Иллариону Владимировичу Голицыну, народному художнику России, члену президиума Академии художеств, лауреату Государственной премии 2003 г., тогда не имевшему никаких званий, но известному нападками на него Н.С.Хрущева в конце 1962 г. У Иллариона хранились все наши семейные портреты, начиная с петровских времен, и часть из них он реставрировал в Третьяковской галерее незадолго до описываемых событий. Он дал мне телефон профессиональных реставраторов. Отделив портрет от рамы, я отнес его в Третьяковку и через неделю получил обратно - отмытый от грязи, положенный сзади на новый холст, подновленный красками в местах, где она отпала, и все за 70 рублей! Портрет был как новый! В правом нижнем углу проступила подпись: I. Kenig, 1881.

Портрет был водружен на стену в моем кабинете. Директор нашего Института физики атмосферы АН СССР академик Александр Михайлович Обухов пришел его смотреть и, повосхищавшись, вдруг сказал: “Гога, продайте портрет мне”. Через секундную задержку я выдал такой ответ, на который удивляюсь и десятилетия спустя: “Александр Михайлович, у вас в кабинете уже висит обязательный и неплохой портрет, а этот художественно лучше и он забьет того, что будет неправильно политически”. Обухов хмыкнул, ушел и больше никогда не возвращался к этой теме.

В 1973 г. началась подготовка к празднованию 250-летия Академии наук. Журнал “Природа” в своем №9 за тот год опубликовал статью В.И.Вернадского “Первые годы Академии наук”, подготовленную по архивным материалам Кириллом Павловичем Флоренским, сыном отца Павла. Среди прочих портретов я увидел и свой портрет Леонарда Эйлера. В подписи стояло: портрет работы Э.Хандмана (1756, Университет в Базеле).

В этом городе в Швейцарии Эйлер родился и в 1720-1724 гг. в упомянутом университете слушал лекции по математике Иоганна Бернулли. Юный Эйлер каждую субботу имел с ним беседы по математике и подружился с его детьми Николаем и Даниилом. Эти двое в 1724 г. получили приглашение в Петербургскую академию и уехали туда в следующем году. Эйлер очень хотел поехать с ними. Но получил приглашение лишь в декабре следующего, 1726 года, когда в Академии образовалось вакантное место, поскольку Николай Бернулли не смог привыкнуть к местному климату. Эйлер приехал в Россию в мае 1727 г., двадцати лет отроду, и жил здесь до 1741 г., подготовив около 80 трудов по математике и механике.

В 1740 г. умерла императрица Анна Иоанновна. Регентшей при младенце Иоанне VI стала его мать Анна Леопольдовна. В годы ее правления дела в государстве Российском пришли в полный разлад. В Академии год не платили жалованья. В 1741 г. Эйлер принял приглашение молодого прусского короля Фридриха II, прозванного потом Великим, который организовывал Берлинскую академию наук. Эйлер занял пост директора класса математики. В Берлине он пробыл 25 лет. В 1759 г. умер первый президент этой Академии Мопертюи, известный и сейчас как автор укороченного принципа наименьшего действия в механике, хотя сама идея такого принципа принадлежит Эйлеру. По смерти Мопертюи Эйлер был назначен управляющим делами Академии, но Фридрих не повысил ему жалованья. Фридрих очень недолюбливал Эйлера, у которого всегда были какие-то непорядки в одежде, чего король, строгий педант в таких вопросах, терпеть не мог. Так продолжалось несколько лет.

По воцарении на престоле Екатерина Вторая вскоре стала проявлять большое внимание к Петербургской академии. Эйлер все 25 лет пребывания в Берлине следил за делами в Петербурге, ведя обширную переписку с членами Академии, в частности с Ломоносовым, которого всегда поддерживал. Екатерина дала указание Н.И.Панину, канцлеру, любыми средствами вернуть Эйлера в Россию. Ему было обещано жалованье, намного превышающее то, что он имел в Берлине, и в июле 1766 г. Эйлер с семьей вернулся в Петербург. За последние 17 лет жизни, проведенные здесь, он подготовил около 400 работ.

Леонард Эйлер. Портрет работы Иогана Кёнига. 1881 г.

На портрете Хандмана и моем у Эйлера явно неживой правый глаз. На это своя история, которую я когда-то слыхал, но сейчас не смогу дать точную ссылку. В 1740-х или 1750-х годах Парижская академия объявила конкурс на лучшее расположение мачт у парусного корабля. Эйлер давно занимался кораблестроением и хотел принять участие в конкурсе, но заедала текучка, а срок подачи бумаг на конкурс неумолимо приближался. Наконец, он сел за расчеты и не вставал из-за стола трое полных суток. За это время он выполнил расчеты, на которые другие потратили бы как минимум целый месяц. Премия была выиграна. Но глаз он потерял. На второй глаз Леонард Эйлер ослеп уже в Петербурге. Далее он уже диктовал свои работы старшему сыну. Потомки Эйлера и сейчас живут в Санкт-Петербурге.

В январе 1981 г., уже будучи членом-корреспондентом АН СССР и возглавляя делегацию из трех человек, я прибыл на Международный симпозиум по параметризации атмосферных процессов для моделей прогноза погоды и климата. Он проходил в Центре конвенций Мэрилендского университета, к северу от Вашингтона. Оттуда я позвонил своему коллеге, видному океанографу Оуэну Филипсу, профессору Университета Джонса Хопкинса в Балтиморе. Менее чем за час он довез меня из Вашингтона в Балтимор. В Департаменте наук о Земле и планетах я прочел лекцию о конвекции во вращающейся жидкости. После лекции посетил другого коллегу, известного исследователя турбулентности, Стэнли Коррзина, друга нашего Института. У него я увидел фотопортреты великих гидродинамиков: Джошуа Рейнольдса, основателя науки о турбулентности, Людвига Прандтля, Теодора фон Кармана, Джеффри Тэйлора. И показал небольшую цветную фотографию своего портрета Леонарда Эйлера. Коррзин спросил меня: “Как вы можете лично владеть таким замечательным предметом истории науки и искусства?” Я спросил, как же мне надо, по его мнению, поступить. Ответ был таков: “Вы должны его отдать в музей истории науки или, по крайней мере, в Академию наук”. За свое фото я получил потом по почте портреты названных выше гидрофизиков.

По выходе из кабинета Коррзина мы встретили профессора Трусделла, всемирно известного механика, ряд книг которого в 1960-1970-х годах был переведен на русский язык. Я знал, что главное увлечение этого профессора - исследование жизни и творчества Леонарда Эйлера. Коррзин представил нас друг другу. К счастью, у меня оказался еще один экземпляр фотографии моего портрета Эйлера. Я вручил это Трусделлу, извинился, что опаздываю на самолет, и сказал, что мой адрес, если понадобится, есть у Филипса и у Коррзина.

Тогда еще не было ни электронной почты, ни факсов. Примерно через месяц я получил письмо от Трусделла. Он почти буквально повторил слова Коррзина о том, как мне повезло, что у меня есть такой замечательный портрет великого ученого. Он написал: “Позвольте мне высказать гипотезу, что этот портрет достался вам по наследству”. Далее он выдвинул два предположения, кто мог быть первоначальным владельцем этого портрета. Первым возможным владельцем он назвал вице-канцлера Александра Михайловича Голицына (1722-1806), просвещенного мецената. Другим мог быть Дмитрий Алексеевич Голицын (1734-1803), посол России во Франции и Нидерландах, известный ученый своего времени, член всех европейских академий и главный агент Екатерины Великой по закупке картин и произведений искусства для Эрмитажа. О нем у меня есть отдельный рассказ.

Пришлось разочаровать Трусделла, сообщив, что портрет Эйлера закуплен в комиссионном магазине и в уцененном виде, поскольку более трех месяцев им никто не интересовался. После смерти академика А.М.Обухова в декабре 1989 г. я, уже будучи действительным членом АН СССР, с 1 января 1990 г. был назначен директором нашего Института физики атмосферы. Первые года два я сохранял за собой мой старый маленький кабинет как заведующий лабораторией и отделом теории климата. Портрет Эйлера находился там. В конце 1991 г., с распадом СССР, отменой руководящей роли КПСС, а также необходимостью потесниться, я освободил маленький старый кабинет, снял со стены вполне приличный портрет Владимира Ильича и водрузил туда портрет Леонарда Эйлера.

До конца 2000 г. ничего связанного с портретом не происходило. Полная его история продолжала оставаться неизвестной. В декабре 2000 г. моя младшая дочь Маша, преподаватель математики в Московской академии нефти и газа, защищала кандидатскую диссертацию о нестационарных движениях газа в трубах. По ее результатам при измерениях амплитуды и времени прохода волны разрежения в двух местах трубы можно было бы определять место и объем несанкционированного отбора газа из газопровода (например, на Украине). После успешной защиты все присутствующие были приглашены на кафедру слегка отпраздновать событие. Член диссертационного совета профессор Глеб Константинович Михайлов как-то между делом упомянул Леонарда Эйлера. Маша тут же отреагировала, что у папы есть большой портрет ученого. Профессор необычайно оживился и спросил, сможет ли он увидеть этот портрет. Маша дала ему мой телефон. На следующий день он мне позвонил, и мы договорились, что он приедет ко мне в Институт.

По приходе Глеб Константинович сказал, что Эйлер - это главное занятие его жизни. Ответственный секретарь Комитета советских, а потом российских механиков - это служба. Главное дело - Эйлер. До сих пор его архивы в Санкт-Петербурге, в Берлине, в Швейцарии не разобраны до конца. Он каждый год в течение месяца, как член Международной комиссии по наследию Леонарда Эйлера, проводит в Швейцарии и Германии, и этой работе пока не видно конца. “Как я рад встретить этот замечательный портрет, и я думаю, что через два-три дня буду знать его историю в России”, - сказал мне при прощании профессор Михайлов.

Звонок раздался через день. Возбужденный Глеб Константинович рассказал мне следующее, что я передаю своими словами. В 1875 г. Российская академия отмечала свое 150-летие. Было решено завести портреты своих наиболее выдающихся членов. Портрет Эйлера был заказан немецкому художнику Иогану Кёнигу, который сделал весьма точную копию с базельского портрета 1756 г. Позднее с этой копии и с копий копии было сделано много новых копий заметно ниже качеством, в другой цветовой тональности. Такие вторичные копии есть в Московском университете, в приемной президента Российской академии наук.

Заказ, исполненный Кёнигом в 1881 г., сначала висел в здании Академии наук на Васильевском острове в Петербурге. В 1889 г. отмечалось 50-летие открытия Пулковской астрономической обсерватории. Поскольку Эйлер очень много сделал и в небесной механике, его портрет был отдан в эту обсерваторию. В 1918 г. Обсерватория была дважды разграблена революционными матросами. Через 54 года в комиссионке на Невском я увидел потемневший портрет “неизвестного”.